| Главная » Статьи » История Урала » История Урала | [ Добавить статью ] |
Историография истории урала периода первобытнообщинного строя
Историография истории урала периода первобытнообщинного строя Первые письменные сведения о народах Урала относятся к античному времени. В V в. до н. э. «отец истории» Геродот, по словам торговцев, ходивших с караванами далеко на северо-восток от Скифии, составил описание народов, встречавшихся по пути следования караванов. К северо-востоку от савроматов поволжских степей в лесах обитало многолюдное племя охотников-фиссагетов [58, с. 192], с которыми ряд историков отождествляют население, оставившее ананьинские памятники Прикамья [77, с. 19]. Восточнее жили охотники лесостепи иирки, возможно оставившие после себя памятники кара-абызского типа. У подножия высоких гор жили аргиппеи — скотоводы и земледельцы [58, с. 192, 193]. С аргиппеями соседствовал скифский народ — исседо-ны, живший «напротив массагетов». В исседонах, савроматах, а также даях [58, с. 73, 52; 169, с. 2] историки видят большую группу кочевников от Дона до восточных районов Южного Приуралья, создавших к концу I тысячелетия до н. э. грозные союзы сарматских племен и завоевавших Скифию [160, с. 129—133]. Сведения об уральских народах принадлежат также арабским и персидским авторам IX—X вв. Источники середины IX в. свидетельствуют о том, что в бассейне нижнего течения р. Урал в VII—IX вв. обитали печенеги, а в 15—20 днях пути от них и в 3 днях пути от булгар простирались земли буртасов [76, с. 231]. Вероятно, речь шла о населении, занимавшем лесостепную зону Волго-Камья [56, с. 290]. По свидетельству арабских авторов второй половины IX в., одна из областей Волжской Булгарии, изобиловавшая мехами, населенная охотниками и металлургами, называлась Арсанийя [107, с. 411—417]. Возможна идентификация этого народа с южными удмуртами — арами [65, с. 3—42]. Известия о населении Прикамья (Пермь) и лесного Зауралья (Югра), проживавшем в местах, богатых пушниной, появились в русских летописях конца XI — начала XII в. [120, с. 13]. О факте передвижения или даже более длительного пребывания древних венгров в районах северной Башкирии позволяют судить древние венгерские легенды, записанные Анонимом в XII в., а также свидетельства Юлиана и Г. Рубрука [3, с. 77; 83, с. 123]. Известия древних авторов об Урале настолько лаконичны и неопределенны, что до сих пор является предметом спора локализация каждого из описанных народов. Поэтому реконструкция древней истории Урала вплоть до XIII в., а в некоторых случаях до XVII в. возможна лишь при опоре на археологические источники. Первые упоминания об археологических памятниках Среднего и Южного Урала относятся к концу XVII — началу XVIII вв., когда в связи с развитием горного дела на Урале были обнаружены следы древних меднорудных разработок. В 1705 г. Н. К. Витзен в сочинениях о восточной и северной Татарии впервые опубликовал сведения о наскальных изображениях Урала. Он же писал, что на территории близ Тобольска, Верхотурья и Тюмени расположено много курганов, раскопки которых составляли промысел «бугровщиков». Позднее эти факты были воспроизведены в трудах Г. Ф. Миллера [103, с. 527]. Видимо, часть материалов из зауральских курганов наряду с североказахстанскими и алтайскими вошла в Сибирскую коллекцию Петровской кунсткамеры [132, с. 7]. В XVIII в., проводя комплексное обследование Урала, Н. П. Рычков, П. С. Паллас [ИЗ, с. 37-70, 369], И. И. Лепехин [92, с. 3, 43, 275] регистрировали и описывали курганы, городища, медные рудники, писанцы. О находках старинных «чудских» копей и бронзовых идолов писал В. И. де Геннин [57, с. 507, 623]. Однако все сведения авторов XVII—XVIII вв. об археологических памятниках Урала носят еще случайный и эпизодический характер. Памятники приписывались «чуди белоглазой» или легендарной Биармии. Начало последовательных археологических работ в Центральной России, создание Русского археологического общества не могли не повлиять на характер изучения древностей на Урале. В 50—60-х годах XIX в. начались многолетние археологические изыскания уральских краеведов П. В. Алабина, А. Н. Зырянова, Р. Д. Нефедова, Р. Г. Игнатьева, Н. А. Абрамова и др. С созданием Казанского общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете (1878 г.) и археологического отдела при Уральском обществе любителей естествознания (УОЛЕ) в 1879 г. исследования приобрели целенаправленный характер. В них, помимо профессионалов (Д. Н. Анучин, П. А. Пономарев, И. Н. Смирнов, С. И. Руденко, В. В. Гольмстен), были вовлечены представители естественных наук (О. Е. Клер, М. В. Малахов), учителя (А. А. Спицын, И. Я. Словцов), писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк, горный инженер Ю. Ф. Гебауэр. Наряду с разведочными работами производятся раскопки таких узловых памятников, как Ананьинский могильник, Гля-деновское костище, сарматские курганы на Южном Урале. Обследуется Шигирский торфяник Среднего Урала. Результаты полевых работ были описаны в первых сводках археологических древностей Оренбургского края, лесного Зауралья [176, 177], Прикамья [161]. Появляются первые обобщающие работы. В 1901 г. в докладе Русскому археологическому обществу А. А. Спицын подвел итоги археологического изучения Прикамья. Впоследствии они были оформлены в две монографии, где автор обосновал выделение и хронологическую последовательность ананьинской, пьяноборской, гляденовской, ломоватовской и культур X-XVbb. [162]. Памятники лесного и лесостепного Зауралья И. Я. Словцов на основании стратиграфии и типологического анализа отнес к двум эпохам: неолиту и железному веку. Малочисленность предметов из бронзы вызвала сомнения автора в наличии эпохи бронзы в данном районе [152, 153]. Работа М. В. Малахова «О доисторических эпохах на Урале» написана по материалам археологических памятников Горного Урала. Автор, учитывая характер находок, топографию памятников и их место в четвертичных отложениях, выделил четыре периода в истории населения Урала: каменный век, переходный, медный и бронзовый или железно-бронзовый век, полагая, что последний характерен для западного склона Урала [96, с. 1—9]. Обобщая результаты исследований на Южном Урале, М. И. Ростовцев правильно определил время и обоснованно связал большинство памятников с историей скифов и сарматов юга России [131]. Созданные в конце XIX в. периодизации А. А. Сшщына, И. Я. Словцова, М. В. Малахова, М. И. Ростовцева свидетельствовали о больших сдвигах в развитии уральской археологии. Изучение археологического материала, накопленного в конце XIX — начале XX в., вызвало научные дискуссии: был ли каменный век на Урале [85, с. 147; 97, с. 3—10]; соотносимы ли археологические памятники с «чудью» [96, с. 7]; кто создал уральский очаг металлургии—автохтонное или пришлое население [97, с. 21]. Дискуссия, связанная с установлением прародины финно-угорских народов, продолжается до наших дней [105, с. 128—132]. В 20—40-х годах XX в. начался новый этап в освоении края. Исследователи занялись реконструкцией истории древнеуральского населения во всех ее проявлениях: хозяйственной деятельности, общественных и культурных связях, что потребовало новой методики раскопок широкими площадями. Археологические экспедиции возглавили центральные академические подразделения (ГАИМК), университеты и музеи Москвы и Ленинграда. В тот период закладывались основы современных представлений о каменном и бронзовом веках на Урале [15, с. 12]. Несомненным достижением археологов было открытие следов палеолита в Приуралье [172, с. 41—42] и пещерах Южного Урала [33]. В Прикамье проводились раскопки памятников эпохи неолита [190], Турбинского могильника эпохи бронзы [123], кара-абызских [189] и ананьинских [77] памятников раннего железного века, исследовались памятники средневековья [173, 154]. В Зауралье большой интерес представляли раскопки Горбуыовско-го торфяника [191], проводились исследования памятников эпохи неолита и бронзы [69, 71, 72], курганов раннего железного века [70]. На Южном Урале широко исследуются памятники андроновской [135, 89, 63, 66] и абашевской [74] культур эпохи бронзы, продолжаются раскопки курганов и городищ раннего железного века [136, 137]. На основании систематических и широких исследований отдельных районов в 30-е годы были сделаны первые в советское время исторические обобщения. Работа А. А. Берса «Прошлое Урала с древнейших времен до русской колонизации» [28] явилась попыткой по-новому осмыслить археологический материал, введенный в научный оборот еще М. В. Малаховым и И. Я. Словцовым. В труде Н. Н. Бортвина [36] обобщен археологический материал бассейна р. Тобола. Наиболее древним периодом автор считает эпоху бронзы, стоянки и курганы того времени входят в ареал андроновской культуры. Ко второму периоду — эпохе железа — принадлежат памятники кочевых скотоводов, которые, в свою очередь, подразделяются автором по характеру влияний на персидский, сарматский и чудской этапы. Иной характер носят работы П. А.-Дмитриева, Д. Н. Эдинга, А. В. Шмидта, написанные на основе широкомасштабных раскопок памятников. Обобщающая работа П. А. Дмитриева [75] посвящена истории зауральских племен эпохи бронзы. Выделив шигирскую и ананышскую культуры, автор большое внимание уделил описанию хозяйства зауральского населения. Краткие итоги археологического изучения края были подведены на I Уральском археологическом совещании в 1947 г. [114]. Первый этап развития археологии Урала советского периода завершился в 50-е годы, к обобщающим работам по тому периоду принадлежат монографические исследования А. В. Збруевой [77] и А. П. Смирнова [155 156, 157] археологических памятников Приуралья и Южного Урала; труды Е. М. Вере [30, 31, 32], В. М. Раушенбах [128], В. Н. Чернецова [181, 182] по древней истории Зауралья. В работах была обоснована периодизация памятников, реконструированы черты хозяйства, общественной организации и духовной жизни древнего населения. В 60—80-е годы в археологическом изучении Урала происходят существенные изменения. В ряде районов продолжают исследования археологи Государственного Исторического музея и Института археологии АН СССР: А. П. Смирнов, В. Н. Чернецов, В. И. Мошин-ская, А. Я. Брюсов, В. М. Раушенбах, К. Ф. Смирнов, Л. Я. Крижевская, Е. Е. Кузьмина, Г. Н. Матюшин, Т. М. Потемкина, В. Ф. Старков. Сложились самостоятельные научные академические и вузовские коллективы в Перми, Уфе, Свердловске, Сыктывкаре, Ижевске, Челябинске. При Пермском университете талантливый организатор и ученый О. Н. Бадер создал научную школу, ученики которой В. А. Оборин, В. Ф. Генинг, Г. И. Матвеева, Н. А. Мажитов впоследствии возглавили научные коллективы археологов Перми, Свердловска, Куйбышева, Уфы. Почти полвека посвятил уральской археологии К. В. Сальников. Фактически им созданы основы современной археологии Южного Урала эпохи бронзы и раннего железного века. Активно включились в археологические исследования музеи Урала: Нижне-Тагильский (Н. П. Кипарисова, А. И. Россадович, Ю. Б. Сериков), Свердловский, Челябинский. С 50-х годов в районах крупных строек Урала работают отряды Камской (Нижнекамской, Боткинской), а с 60-х годов — Уральской археологической экспедиции. С образованием в 70-х годах новых университетов в Ижевске, Челябинске, Тюмени возникли новые и весьма инициативные группы исследователей, возглавляемые учениками В. Ф. Генинга, Р. Д. Голдиной и Г. Б. Здано-вичем. Координирующим центром развития уральской археологии с 1947 г. являются Уральские археологические совещания, проводимые в различных городах региона. Большой отряд исследователей и новые организационные формы работы позволили приступить к сплошному археологическому изучению края. Первым его результатом была постепенная ликвидация белых пятен в территориальном изучении края не только на уровне разведочного обследования, но и широкой организации раскопок [24, 111, 61, 88, 4]. Публикация отчетов экспедиций, монографические описания опорных памятников [67, 50, 124, 19], выпуск первых сводов археологических источников [158, 106, 104, 185] составили серьезную базу для трудов обобщающего храктера. Появились научно-популярные работы по древней истории Урала [12, 47, 32, 141], монографии по большим историческим периодам. Наличие большого и главным образом нового фактического материала, применение комплексных методов исследования (естественнонаучных, статистических, трассологического), с одной стороны, позволили поставить ряд важнейших проблем древней истории Урала [46], а с другой — породили различные направления в решении этих проблем. Все основные исследования палеолита Урала связаны с именем крупнейшего советского палеолитоведа О. Н. Бадера, который занимался изучением первоначального заселения Урала древним человеком. Ученый высказал предположение о возможности появления человека на Среднем и Северном Урале в ашело-мустьерское время [6, с. 108—112], исследовал пути заселения Урала, материальную культуру палеолитического человека, палеогеографическую обстановку того времени [7, 14, 21]. Круг его интересов охватывал весь Урал и прилегающие к нему территории. Большой вклад О. Н. Бадер внес в изучение палеолитических рисунков, исследование которых на протяжении нескольких лет проводил в Каповой пещере Южного Урала [19]. Предположение О. Н. Бадера о начале заселения северных районов края подтвердилось в 80-е годы, когда в верхнем Прикамье были открыты древнепалеолитические местонахождения [101а, с. 154—155]. Г. Н. Матюшин, публикуя материалы раскопок палеолитических стоянок на Южном Урале, пришел к заманчивому, но весьма спорному выводу о заселении Севера Азии и Америки не только с юга, но и с запада, со стороны Урала [99, с. 41]. На Среднем Урале и в Западной Сибири исследованием палеолита занимается В. Т. Петрин. Им опубликована серия работ о методике поиска палеолита на Урале, новых палеолитических стоянках, о формах хозяйства в эпоху палеолита и палеолитическом искусстве [23, с. 117—119]. Самый северный в Зауралье палеолитический памятник исследован Ю. Б. Сериковым [25], который впервые в уральском палеолитоведении применил для изучения каменных орудий трассологический анализ. Исследования палеолита на припечорском Урале связаны с именем В. И. Канивца. Его работы помогли выяснить, что проникновение человека на Крайний Север происходило неоднократно и в разные периоды. В сводной работе В. И. Канивец рассматривает географическое положение, топографию, материальную культуру палеолитических памятников и прослеживает пути и границы расселения древнего человека [82]. Однако не все еще ясно в проблеме палеогеографии, путей заселения и культурного своеобразия населения этого древнейшего периода. Мезолитическая эпоха на Урале представлена полнее, чем предыдущая, хотя изучение ее началось значительно позже — в конце 40-х годов. Итоги исследования мезолита Южного Урала подведены в монографии Г. Н. Матюшина [100]. Сведения о мезолите Среднего Урала появляются в 50-е годы. В частности, О. Н. Бадером были опубликованы материалы о мезолитических памятниках Среднего Приуралья [9]. Мезолитические вещи из многочисленных находок на Шигирском торфянике попыталась выделить В. М. Раушенбах [128]. Ей же принадлежит идея двухкомпо-нентности зауральского мезолита [129]. Наиболее ярко эта точка зрения освещена в работе О. Н. Бадера «Мезолит лесного Приуралья и некоторые общие вопросы изучения мезолита» [20], в которой дана исчерпывающая для того времени характеристика приуральского мезолита, рассматриваются памятники прилегающих территорий и возможные пути заселения Урала мезолитическим человеком. В 70—80-е годы широкие исследования мезолита в Среднем Зауралье проводил Ю. Б. Сериков [150, 151]. Однако в литературе среднеуральский мезолит освещен все еще недостаточно [163, 168]. Изучением мезолита Северного Приуралья занимались несколько археологов. В. Е. Лузгин в сводной работе [93] дал характеристику мезолитическим памятникам долины р. Ижмы. Мезолитические комплексы печорского Приполярья изучал В. И. Канивец. Он выделил два этапа мезолита на этой территории и соотнес его с волжско-окским [81]. Мезолитом Северного Приуралья занимался Г. М. Буров [38, 39]. В изучении уральского мезолита остаются дискуссионными проблемы его происхождения, выделения локальных вариантов и их этноязыковая интерпретация. На современном этапе существенно изменились представления об эпохе неолита на Урале. Выделение А. П. Окладниковым в конце 40-х годов восточноуральской и западноуральской неолитических провинций [112] носило характер гипотезы, так как были известны лишь единицы неолитических памятников. Характеристика камской неолитической культуры, отличающейся от соседних — средневолжской и зауральской или обской, была дана О. Н. Бадером уже на основе исследования нескольких десятков памятников Приуралья [26, с. 47]. Находки со стоянок и жертвенных мест позволили автору охарактеризовать охотничье-рыболовческое хозяйство, особенности материальной и духовной культуры, древние связи приуральского населения с зауральским [17, с. 18—25]. Объемная историография имеется по неолиту лесного и лесостепного Зауралья. Периодизация памятников региона складывалась постепенно от характеристик позднего неолита в работах О. Н. Бадера [10, с. 42], А. Я. Брюсова [37, с. 162], В. М. Раушенбах [128, с. 12] к обоснованию этапа развитого неолита в трудах Е. М. Берс [32, с. 39], К. В. Сальникова [142, с. 38], Н. П. Кипарисовой [84, с. 16—17] и выделению раннего неолита в работах В. Н. Чернецова [183]. Разные позиции выявились у авторов по вопросу абсолютной хронологии и в определении границ распространения зауральской неолитической общности. Существует представление об узколокальном развитии неолита Среднего Зауралья (А. Я. Брюсов, В. М. Раушенбах, Е. М. Берс). Наибольшее распространение получила точка зрения о том, что зауральское население входило в крупные этнические общности, включающие Западную Сибирь (О. Н. Бадер, Л. Я. Крижевская) и Казахстан (А. П. Окладников, К. В. Сальников). В определении этнической принадлежности зауральского неолитического населения весьма плодотворно трудился В. Н. Чернецов. Обосновав критерии отличия культурно-хозяйственных и культурно-этнических аспектов развития древних народов, автор для эпохи неолита выделил урало-сибирский ареал, связав его поздненеолитический западный субареал с предками угров [186, с. 147]. Фундаментальные исследования наскальных изображений Зауралья позволили В. Н. Чернецову проследить их длительное бытование с эпохи неолита до раннего железного века и установить связь с древним искусством обских угров [184]. В течение многих лет неолитические памятники Южного Урала изучала Л. Я. Крижевская [90]. Ею выделена южноуральская неолитическая общность и обснованы три этапа ее развития. С конца 60-х годов памятники неолита этого региона исследует Г. Н. Матюшин. В изучении уральского неолита не решены вопросы о границах больших неолитических общностей, нет единства мнений в понимании их внутренней эволюции в пределах эпохи. Рассмотрение эпохи бронзы связано с проблемой становления металлургии Урала. На I Уральском археологическом совещании А. А. Иес-сен воспроизвел историографию проблемы [79]. В монографии Б. Г. Тихонова [175] содержатся сведения о металлических изделиях с памятников Среднего Урала, проведена их типология и обоснован вывод о сложении на Среднем Урале и в Прикамье собственного металлургического центра во второй половине II тысячелетия до н. э. Древней металлургии края посвящен ряд работ К. В. Сальникова [138, 143]. Используя результаты предшествующих исследователей и опираясь на естественнонаучные методы анализа металла с уральских памятников, Е. Н. Черных в 70-е годы [187] определяет время становления Урала как горно-металлургической области. Автор выделяет в ней два центра: Приуралье с медистыми песчаниками и собственно Урал с окисленными рудами. В их пределах дана характеристика возникновения и специфики первых металлургических очагов Южного Приуралья (конец III тысячелетия до н. э.), Южного Зауралья и Прикамья (первая половина II тысячелетия до н. э.) и превращения Урала в область, оказавшую существенное влияние на развитие древних народов Поволжья. Вторая проблема истории края эпохи бронзы — время и формы становления производящего хозяйства и формирование хозяйственно-культурных районов. На основе памятников Южного Приуралья эти вопросы освещаются в монографиях Н. Я. Мерперта [102] и Г. Н. Матюшина [101], на памятниках Среднего и Южного Зауралья — В. М. Раушенбах [128], В. Н. Чернецовым [181], К. В. Сальниковым [148], для Прикамья—О. Н. Бадером [17]. Научное решение проблемы требует воссоздания палеогеографии края эпохи энеолита и комплексного исследования всех опорных памятников. Третья проблема — выделение культурных общностей, их временные и пространственные границы, этническая принадлежность. В трудах О. Н. Бадера [11] на местной основе даны характеристики хозяйственного и культурного развития среднекамского населения, установлена его пермско-финская этноязыковая принадлежность, обоснован приток волжского и нижнекамского населения на среднюю Каму. По работам В. П. Денисова можно судить о финальной (поздней) бронзе на Каме: в конце II — начале I тысячелетия до н. э. в результате ассимиляции новых этнических групп, проникших в Прикамье с юго-востока и запада, начинается сложение новой общности [68, с. 73—75]. В изучении бронзового века лесного Зауралья, его периодизации и этнических процессов сложились разные позиции [130, с. 55—56; 145, с. 23; 84, с. 20-23; 32, с. 54, 69]. Ряд авторов (О. Н. Бадер, Н. П. Кипарисова, Е. М. Берс) считали, что в середине II тысячелетия до н. э. происходит продвижение андроновских племен в лесное Зауралье. В. М. Раушенбах писала лишь о сильном влиянии андроновской культуры на местную. В. Н. Чернецов, В. И. Мошинская и К. В. Сальников объясняли близость местных лесных и андроновских лесостепных памятников единой неолитической основой. К 60-м годам сложилась схема истории населения Среднего и Южного Зауралья эпохи бронзы. В монографии К. В. Сальникова «Очерки древней истории Южного Урала» [148] выделены большие общности: андроновская, абашевская, срубная, даны черты их хозяйственного и культурного развития, сложный характер связей и взаимодействий на различных этапах развития. В лесостепных районах Зауралья определены основные вехи истории населения местной черкаскульской культуры. К. В. Сальников высказал идею, поддержанную В. Н. Чернецовым, о возможной угорской принадлежности этой культуры. Новый фактический материал, а также отсутствие у исследователей единых критериев выделения культурных общностей вызвали дискуссии по вопросам происхождения, границ, состава и периодизации андронов-ской культуры на Урале [78, 122, 165]. Эти вопросы и сегодня далеки от однозначного решения. Не менее сложными путями развивалась уральская археология по изучению памятников эпохи железа. История прикамского населения эпохи железа к настоящему времени представляется наиболее изученной по сравнению с другими районами. Она хорошо обеспечена источниками и имеет научно обоснованную периодизацию [48, с. 216—217]. В соответствии с намеченной социально-экономической схемой В. Ф. Генинг реконструирует как общую картину этнических процессов народов Приуралья [48, 56], так и этноисторическую интерпретацию отдельных культур [51, 53, 55]. Работы других исследователей посвящены обоснованию выделения новых культур или существенно дополняют характеристики уже описанных ранее. Публикации В. П. Денисова [68] и А. X. Халикова [179, с. 314—321] проясняют картину генезиса ананьинской культуры раннего железного века. Исследования Ю. А. Полякова [121], А. X. Пшеничню-ка [127] и Б. Б. Агеева [1] дают представление о сложившихся на основе ананьинской общности союзов племен с гляденовской, кара-абыз-ской и чегандинской культурами. Р. Д. Голдина обосновала социальную и этническую самостоятельность ломоватовской культуры позднего железа в результате ее сравнительного анализа с синхронными неволинской, пол омской и ванвиздинской культурами [60, 62]. Хорошая источниковая база и комплексный характер исследований определили возможности проблемного изучения истории Прикамья эпохи железа. В монографии С. В. Кузьминых дана характеристика развития металлургии в раннем железном веке [91]. Антропологическим исследованиям была посвящена монография М. С. Акимовой [2]. Работа позволяет существенно уточнить этнические процессы эпохи железа. А. Г. Петренко [115] большое внимание уделила истории животноводства и охотничьих промыслов в эпоху железа, привела убедительные доказательства серьезных изменений в составе стада и охотничье-промысловой деятельности населения Среднего Поволжья и Предуралья в середине I тысячелетия н. э. История приуральского населения X—XIII вв. также в основном реконструируется по археологическим источникам. В. А. Оборин широко использовал археологический материал для выявления этнической специфики населения родановской культуры — предков коми-пермяков, для характеристики хозяйственной деятельности и становления феодальных отношений [110, с. 26—29]. Археологические материалы помогли автору уточнить время появления русского населения в составе местного [109,. с. 39—44; 134]. Археологическими исследованиями Э. А. Савельевой установлен генезис и дана характеристика хозяйства, общественного строя и культуры предков коми-зырян [134]. Большую роль археологические источники играют в решении спорных вопросов этногенеза удмуртов [ср.: 54, с. 274—278; 149, с. 43—62; 180, с. 70; 45]. В изучении Южного Урала наиболее ясные представления сложились о савромато-сарматской общности раннего железного века. Так, в Башкирии выделены две группы памятников кочевников савроматского времени, установлены их происхождение на основе срубных и андроновских племен, индоиранская этноязыковая принадлежность, дана характеристика кочевого хозяйства, показана динамика социальных процессов [158, 159, 160, 147, 126]. Исследования М. Г. Мошковой посвящены сарматскому этапу развития этого населения — формированию ядра сарматского племени аорсов на Илеке [106]. Для второго этапа раннего железного века на территории Башкирии выявлена еще одна группа памятников — гафурийская, с ней генетически связаны убаларские памятники правого берега р. Белой. Сложной представляется проблема реконструкции эпохи Великого переселения народов на территории Южного Урала. Судить об археологических культурах степи того времени трудно из-за недостатка материалов: южноуральская степь была дорогой постоянных передвижений кочевников с востока на запад. Памятники горно-лесной и лесостепной Башкирии до настоящего времени вызывают наиболее бурную полемику в уральской археологии. Разнотипный керамический материал на поселениях, различные формы обрядовости в могильниках дали основание для выделения множества культур, разнобоя в их датировке, расхождения мнений об их происхождении [156, 95, 80, 98, 56]. Представляется наиболее убедительной точка зрения В. Ф. Генинга, что культурная пестрота археологического материала отражает процесс взаимодействия разно-этничных групп населения [56]. Сложный и разнокультурный состав находок с археологических памятников Башкирии VI—IX вв., недостаточный для исторических интерпретаций, более поздний археологический материал дали основание множеству точек зрения на этногенез башкир [56; 95, с. 175—178]. По этому вопросу пока более убедительный материал поставляют другие исторические дисциплины [34]. До 60-х годов памятники раннего железного века леса и лесостепи Зауралья представлялись как «зауральское ананьино». В результате исследований Е. М. Берс [31, с. 79-86; 32, с. 84—103] в горно-лесном Зауралье были выделены две группы памятников. Первая — исетского типа, возникшая на местных традициях,— просуществовала весь период раннего железного века; вторая — гамаюнского типа — принадлежала пришлому населению и охватывала финальную бронзу и первый этап раннего железного века. В лесостепи Зауралья К. В. Сальниковым была выделена иткульская культура, возникшая на черкаскульской и камено-горской основе [140, 144]. На втором этапе раннего железного века она сменяется гороховской культурой [137, 147]. Представления об эпохе раннего железного века в этих районах значительно расширились в 70—80-е годы. Уточняются границы, истоки и тенденции развития гамаюнской культуры [35, 44], складывается представление о расцвете металлургии зауральского (иткульского) очага, даются его основные характеристики [27]. Работами В. Е. Стоянова установлена периодизация и ареалы развития населения лесостепного Зауралья [166], дана характеристика его социально-экономической организации [167]. Значительно хуже изучено Зауралье эпохи позднего железа. История горно-лесного населения по трудам Е. М. Берс выглядит как развитие потомков исетской культуры, в III—V вв. нарушенное приходом «кал-мацких людей», оставивших могильники Калмацкий Брод и Аятский. Пришельцы и местное население создали петрогромскую культуру [32, с. 102—109]. В классификации К. В. Сальникова во второй этап (поздний железный век) лесостепи Зауралья были выделены городища бакальской культуры [140, с. 213—214]. При анализе материалов Нижнего Приобья В. Н. Чернецов часто обращался к немногочисленным памятникам лесного Зауралья, считая их дневнеугорскими [182, с. 180]. Введение новых источников дало возможность к 70-м годам более связно представить исторический процесс периода позднего железа в Зауралье. В III—V вв. здесь, как и в Прикамье, на основе внутренних социально-экономических причин происходили консолидация и взаимодействие двух местных групп населения: лесостепного [52, с. 52—56] и лесного, принадлежавшего к широкому западносибирскому ареалу. Уточнились время появления и пути передвижения нового населения, существенная роль носителей культуры со шнуровым орнаментом на сосудах в сложении единой общности лесного Зауралья VI—IX вв. Установлены локальные варианты этой общности, даны характеристики каждого из них [43, с. 12—16]. Исследования памятников X—XIII вв. региона и выделение юдинской культуры подтвердили гипотезу В. Н. Чернецова о формировании в лесном Зауралье того периода древнемансийской общности [42, с. 256]. Следует подчеркнуть, что в реконструкции истории народов Урала эпохи позднего железа наибольший эффект дадут исследования, в которых органично соединяются данные археологии, антропологии, этнографии, лингвистики, фольклора и письменные источники. Источник: | |
| Просмотров: 2954 | Комментарии: 0 | Теги: | Рейтинг: 5.0/1 |
| Всего комментариев: 0 | |